Эвакуация музейной коллекции Петергофских дворцов-музеев в годы Великой Отечественной войны

Вернуться на главную страницу конференции

Материалы публикуются в авторской редакции.
При использовании и заимствовании материалов ссылка на электронный ресурс обязательна.

Первые документы, касающиеся эвакуации музейных ценностей из Ленинградских пригородных дворцов-музеев, относятся еще к 1930-м годам. В 1936 году специальной комиссией был составлен список предметов, предлагаемых к вывозу из дворцов-музеев г. Петергофа, г. Пушкина, г. Слуцка (Павловска) и г. Красногвардейска (Гатчины), состоящий из 4 871 ед. хранения [1, л.1].

Этот план, разработанный под началом УКППЛ (Управления культуры просветительных предприятий Ленинграда), был позднее незначительно откорректирован особым актом 5 июля 1937 года, когда был составлен список Петергофских вещей, подлежащих эвакуации, из 667 предметов «либо высокой материальной ценности, либо первоклассного художественного значения, либо исключительной исторической ценности» [2].

Так подготовительные мероприятия начались задолго до войны, но, к сожалению, не соответствовали масштабам предстоящих событий.

С началом войны, 22 июня 1941 года все силы музейных сотрудников были брошены на упаковку предметов и составление эвакуационных актов. Использовались доски разобранных летних эстрад и платформ перед вагонами Николая II. В воспоминаниях хранителей мелькают строчки о том, как не хватало материалов, как извлекали гвозди из заборов, сушили в парках траву, писали записки с просьбами найти как можно больше ящиков, ваты, бумаги, клеенки, чтобы попытаться спасти больше вещей.

Отбор экспонатов, составление списков, упаковку, консервацию самоотверженно осуществляли немногочисленные сотрудники музеев. Коллекции Монплезира, Эрмитажа, Марли старались вывезти как можно полнее, не разрознивая и тем самым не обесценивая их [3, л. 4]. Усилиями сотрудников музея было спасено 12 395 предметов, вместо намеченных официальным планом 667.

Экспонаты, которые не было возможности вывезти – мебель, люстры, скульптура – укрывались в подвалах Большого Дворца и в Корпусе под Гербом. Мраморные статуи, ввиду и хрупкости, было решено закопать в парке и обозначить места захоронения на специальных планах. Для захоронения каждой статуи были вырыты ямы, дно и стены которых были «облицованы» утрамбованной глиной и засыпаны слоем песка. Ящик со скульптурой засыпался песком, утрамбовывался слоем глины, покрывался дерном. В это же время демонтировались фонтаны.

Проводились работы по консервации дворца. Отчет о состоянии Петергофских дворцов-музеев и парков к 20 часам 22 сентября 1941 года гласит: «Во всех помещениях расставлены бочки, баки или ванны с водой, песок и инвентарь для тушения зажигательных бомб. (…) Паркеты покрыты коврами (вниз ворсом) и засыпаны слоем песка (…) Чердаки очищены от перегородок и лишнего дерева, деревянные конструкции (…) покрыты раствором суперфосфата, крыши исправны, выкрашены под камуфляж. Купола (позолоченные) покрыты брезентом и холстом (…) Подвалы очищены и приспособлены под хранилище» [4, с. 334].

22 сентября 1941 года Петергоф был захвачен немцами. Часть остававшихся сотрудников на последней машине уехала в Ораниенбаум, увозя документацию. Часть – осталась и попала в оккупацию, видела последние минуты Петергофского дворца. Художник-реставратор Н.П. Удаленков пишет в своих воспоминаниях: «На наших глазах горел дворец. Мы плакали» [5, с. 28].

Итак, первые три партии музейных предметов были отправлены в Горький и помещены в Строгановскую церковь, все внутреннее пространство которой оказалось заполнено ящиками – они помещались даже в алтаре, только в центре оставались узкие проходы [6, с. 25].
Довольно скоро выяснилось, что непросушенное сено, в которое спешно упаковывали вещи, начало загнивать. Е.Г. Левенфиш вспоминает, что в поисках упаковочного материала, они «обошли расположенные неподалеку вдоль берегов Волги стекольные склады и магазины. Там собирали выброшенную из ящиков со стеклом сухую стружку и относили в Строгановскую церковь»[7, с. 413]. В октябре 1941 года, когда налеты немецких самолетов на Горький участились, стало ясно, что необходимо перемещать музейные коллекции глубже в тыл. 8 ноября начали погрузку в вагоны. Грузчиков не было, поэтому к переноске хрупких вещей пригласили горьковскую интеллигенцию – актеров, работников Горьковского драматического театра, музейщиков.

Дорога в новый пункт назначения – Новосибирск – заняла 44 дня. В эшелоне из 17 вагонов отправились в тыл не только ленинградские музейные коллекции, но и предметы из смоленского и горьковского музеев. Хранители, сопровождавшие груз, ютились в одном вагоне-теплушке и вместе пережили и долгие многочасовые простои, и пожар, и томительные перегоны. Е.Г. Левенфиш вспоминает: «Нас забирала такая тоска, что мы, чтобы как-то отвлечься, стали, лежа на своих нарах, поочередно водить экскурсии по своим дворцам. Рассказывали об архитектуре, о каждой вещи, которая стояла в экспозиции, обсуждали прежние планы» [8, с. 418].

В Новосибирске музейные коллекции разместили в здании недостроенного Государственного академического театра оперы и балета, где уже находилось эвакуированное собрание Третьяковской галереи. Работы по просушке, переупаковке вещей и проверке документации продолжились в Новосибирске. Не прекращалась и научная, экспозиционная деятельность: в конце 1942 года в фойе театра была открыта выставка «Русское реалистическое искусство», на которой экспонировались живописные полотна из собрания ленинградских пригородных музеев.

Четвертая партия экспонатов из Петергофа в августе 1941 года была отправлена в город Сарапул Удмуртской АССР. Ящики с музейными предметами ленинградских дворцов-музеев принял Краеведческий музей, потеснив собственные экспозиции. С прибытием эшелонов из Ленинграда и размещением здесь в общей сложности более 90 000 произведений искусства музей официально стал именоваться «Музеем-хранилищем Ленинградских пригородных дворцов-музеев». Его директором был назначен Михаил Александрович Легздайн, эвакуированный с семьей из Ленинграда. Исследователю истории города, под редакцией которого в 1940 году вышел подробный путеводитель по Ленинграду, довелось решать в сложных условиях множество хозяйственных вопросов. В Сарапуле, как и во всех хранилищах эвакуированных ценностей, на протяжении войны производилось вскрытие ящиков, просушка и переупаковка произведений искусства. Регулярно сотрудники хранилища поддерживали связь со специалистами Третьяковской галереи, реставраторами из Москвы, которые проводили письменные консультации по обеспечению сохранности различных групп хранения, присылали подробные рекомендации по борьбе с молью и другими вредителями, о хранении оловянных изделий, металла, оружия, мебели, живописи. Была установлена повседневная связь с местной метеостанцией, в помещениях, как могли, круглосуточно поддерживали необходимый для хранения температурно-влажностный режим, хотя здание отапливалось печами, а воды в здании не было.

Хранители сами заготавливали на зиму дрова, своими силами проводили текущий ремонт, несли круглосуточную пожарно-сторожевую охрану до 1945 года, когда вещи из Сарапула вернулись в Ленинград. Ежедневный труд сотрудников хранилища позволил сохранить в Сарапуле люстры XVIII века с хрустальными подвесками из Большого дворца, уникальные петровские предметы из Монплезира (например, оловянные блюда, приобретенные Петром I в Англии), вещи из императорского гардероба и другие раритеты.
В Сарапул должна была отправиться еще одна партия вещей, но в сентябре 1941 года связь с «большой землей» была уже прервана, вывезти их из Ленинграда не успели.

Так пятая партия петергофской коллекции оказалась под сводами Исаакиевского собора. В нее попало уникальное собрание работ Пьетро Ротари из Картинного зала Большого дворца, которое, согласно акту 1937 года не планировалось эвакуировать по причине «громоздкости». Вплоть до захвата Петергофа сотрудники пытались спасти музейные ценности – отправляли на машинах и лошадях все, что еще можно было спасти.

Несколько хранителей Петергофа, Пушкина, Гатчины и Павловска поселились в сырых и холодных подвалах собора. Здесь также велась ежедневная работа по учету и хранению экспонатов. «Каждое утро мы собирались под колоннадой южного портика Исаакиевского собора. Каждое утро привычно лязгал тяжелый, полуметровый ключ-рычаг в замке громадных чугунных дверей Исаакия. Их створки открывались с глухим скрипом. А изнутри собора летом и зимой несло мертвенным холодом и сыростью. Так начинался наш обычный рабочий день…», – вспоминала М.А. Тихомирова [9, с. 31].
Уже в конце декабря 1941 года выяснилось, что грунтовые воды и испорченные снарядами водопровод и канализация не позволят сохранить произведения живописи, ткани, бронзу, мебель и другие предметы прикладного искусства. Было принято решение перебазировать часть предметов в Эрмитаж, где условия более подходили для просушки. Хранители, которые числились сотрудниками образованного в июле 1941 года «Объединенного хозяйства музеев», часто выступали с лекциями перед воинскими частями блокадного Ленинграда, тесно сотрудничали с военными художниками, помогая организовывать выставки, подкреплявшие боевой дух ленинградцев.

В январе 1944 года блокада Ленинграда была снята, освобождены пригороды. Сразу начались работы по разминированию, расчистке, восстановлению дворцов и парков. Несмотря на опасность превращения Большого Петергофского Дворца в дом отдыха, ансамбль был восстановлен в довоенном виде.

Музейные собрания пригородных дворцов стали возвращаться в Ленинград уже в 1944 году после полного освобождения города от блокады. Размещенное в Александровском дворце в Пушкине Центральное хранилище музейных фондов (ЦХМФ или сокращенно ЦХ) возглавил А.М. Кучумов. И, хотя пригородные дворцовые ансамбли еще лежали в руинах здесь заботились о сохранении экспонатов, проводили реставрационные работы, организовывали выставки.

Инвентарные номера с литерами «ЦХ» сейчас являются для музейщиков показателем того, что предмет принадлежит довоенной коллекции и пережил эвакуацию во время войны. Однако до возвращения вещей в музейные экспозиции прошли еще долгие годы восстановления ансамблей.

Примечания
1. ЦГАЛИ. Ф. 468. Оп. 1. Д. 110. Обзор мероприятий по консервации музейных зданий, парков и экспонатов, по вывозу музейных ценностей и живых экспонатов из дворцов-музеев и зоосада системы Управления Культпросветучреждениями Ленгорисполкома.
2. Научный архив ГМЗ «Павловск». Протокол совещания при нач. Управления дворцами и парками Ленсовета от 29/IX-37 г.
3. Коршунова В.А. «Консервация и эвакуация музейных ценностей в годы ВОВ». Доклад на научно-практической конференции, посвященной50-летию Великой Победы. Архив ГМЗ «Петергоф», Ф2, оп 3, д 85.
4. Отчет о состоянии Петергофских дворцов-музеев и парков к 20 часам 22 сентября 1941 года // Дворцы и война. К 100-летию начала Первой мировой войны. Сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф». СПб., 2015.
5. Шурыгин Я.И. Петергоф. Летопись восстановления. СПб., 2000.
6. Мудров Ю.В., Раздолгин А.А., Телемаков В.С. Возрождение шедевров: Дворцово-парковые ансамбли пригородов Санкт-Петербурга: история и современность. СПб., 2006.
7. Левенфиш Е.Г. Из воспоминаний // Хранители. XI Царскосельская научная конференция. СПб., 2005.
8. Там же.
9. Тихомирова М.А. Памятники. Люди. События. Л., 1984.

Трапезникова А.С.

Ведущий специалист отдела музейных исследований ФГБОУ «Государственный музей-заповедник «Петергоф»,

кандидат искусствоведения

Вернуться на главную страницу конференции